Айрис (Хозефина).

С Р Е Д Н Е А З И А Т С К И Й   К О Ш М А Р

И Л И   З Н А К О М С Т В О   С   М И Р О М

М А Г И И.

Он слишком любил жизнь.

Но это была честная битва,

Охота, не травля.

И он свивался в клубок и шипел,

Он неистово и яростно выл,

Сознавая, что конец близок.

Он защищался, загнанный в угол,

Прекрасными, мощными лапами.

Зверь, который во мне,

Не хотел умирать.

В В Е Д Е Н И Е

Все мы рождаемся раздвоенными, все мы рождаемся неце­лостными. В этом наш крест, наше страдание и наша удача. Все мы прокляты Духом, и все мы получили его дар, и как стремление реализовать его в нас живет всепобеждающая, все­объемлющая тоска по вечности, тоска, которая перечеркивает и сводит на нет все маленькие смыслы и радости нашего су­ществования.

Вначале эта тоска, это страдание сознания лежит глубо­ко на дне, и поток повседневных дел приносит нам множество новых открытий, множество неизведанных ранее ощущений. Это дает нам радость, это делает нас сильными, энергетичными, это внушает уверенность в том, что жизнь живется не впус­тую. Но постепенно мы адаптируемся все лучше и лучше к это­му миру, неизведанных областей становится все меньше, а си­ла и глубина эмоций притупляется. И тогда вдруг наступает момент, когда заканчивается эта сумасшедшая, интенсивная гонка за новыми ощущениями, когда вдруг иссякает действие этого наркотика, туманящего наше сознание, и возникает воп­рос, над которым, как мы все подсознательно считаем, нам лучше не задумываться. Да, он очень тривиален, и, в то же самое время, именно в этот момент он страшен, ибо в нем чувствуется дыхание неминуемой смерти. Этот вопрос о том, в чем же, собственно говоря, заключается смысл нашей жизни, почему мы, бессмертные душой, все-таки умираем, ради чего мы тогда родились вообще?

В этот момент человек с неописуемой ясностью осознает, что все цели, которые он преследует, все действия, которые он совершает, все эти бесконечные новые ощущения ни к чему не приводят, ибо они преходящи, а смысл жизни должен быть вечным. И человек тогда теряет направление, теряет этот пресловутый смысл жизни, и его сознание погружается в хаос страдания, которое онтологизируется, и с которым, порой нестерпимым, человек приучается жить. И с этого момента он обречен на одиночество в этом мире, потому что это страда­ние ни с кем невозможно разделить.

Но именно тогда, когда умерло все старое, в душе за­рождается новая жизнь, новые духовные ценности, которые че­ловек сперва не осознает, но потом, возможно, и замечает. Ему становятся доступными иные, более сильные радости, но страдание, тоска все равно остается, раз появившись она уже никогда не оставит человеческую душу. И эта боль - цена за обнаружение в себе божественного и демонического начала, живущих в постоянной вражде и взаимообусловленности, цена за принятие своего дара и своего креста.

Собственно говоря, это страдание есть в душах всех взрослых людей, но многие счастливы тем, что его не замеча­ют. На то природа дала нам замечательные защитные механиз­мы, и один из них - наш рассудок, который ревностно обере­гает нас от попыток выяснения ответов на вопросы сфинкса. Ну да дело не в этом.

Просто я хочу сказать, что когда я решила прийти на семинар к Экселенцу, во мне были уже почти на поверхности эти смутные отблески недовольства и неудовлетворенности обыденной жизнью. Мягко сказать, мне в ней все осточертело, но надежда получить новые ощущения во мне все еще тепли­лась. И, конечно, занятия магией были тем средством, с по­мощью которого я собиралась пополнить свои истощившиеся за­пасы эмоций.

Вообще, в свое оправдание, хочу отметить, что интерес к Кастанеде у меня возник еще раньше и моей мечтой было найти Учителя аж с 17-ти лет, но именно жгучая потребность в этом, приведшая меня на семинар, появилась лишь зимой 1996 года. Помню, как я пришла на занятия, взглянула на Эк­селенца и каким-то интуитивным чувством поняла, что это - мое, что это - моя судьба. Да так оно вроде бы и получает­ся.

Я умела печатать на компьютере и стала приходить все чаще и чаще набирать тексты семинаров. И однажды вечером Экселенц повернул мою голову силой своей воли, навсегда из­менив направление моих глаз. Я потеряла сознание и очнулась уже новой, правда еще не осознавая этого.

Шло время. Мое доверие и любовь к Учителю росли и крепли. Я ходила на все семинары, но мне хотелось практики. И вот, наконец, мне представился случай попробовать свои силы. Мы ехали в поход в Среднюю Азию на велосипедах.

Собственно говоря, поход был как бы кульминацией про­деланной за год работы по изменению мировоззрения и разви­тию сознания. И глобальной целью похода, на мой взгляд, бы­ла именно проверка этих изменений на прочность и достовер­ность, а также внесение корректив и избавление от темных сил подсознания. С другой стороны, поход в Среднюю Азию был глубоко символичен для нашей культурной традиции, ибо имен­но в этом месте гармонично сочетаются сильное Солнце и сильная Земля - аналоги души и разумного начала. И поэтому именно в землях Средней Азии наиболее ярко выявляются про­тиворечия между этими двумя полюсами в человеческом созна­нии. Там обостряется как восприятие, так и осознание.

При этом, наряду с глобальной целью у всех нас навер­няка были еще какие-то, сугубо личные интенции и магнетизи­рующие нас маленькие цели. Кто-то мог видеть в этом замеча­тельную возможность покататься на горном велосипеде по го­рам, кто-то предчувствовал в походе что-то героическое и рвался навстречу трудностям, кто-то воспринимал его как по­ход на выживание и был готов ко всяческим невзгодам и нео­жиданностям. Во всяком случае достоверно я могу сказать лишь о себе. Я хотела увидеть далекие, туманные вершины заснеженных гор, слиться с природой Средней Азии, ну и, ко­нечно, быть свидетелем или участником какой-нибудь магичес­кой истории в стиле Карлоса Кастанеды.